"Kitesch" in Barcelona 2014

Noch eine bemerkenswerte Inszenierung. Diesmal eine der schönsten russischen Opern - "Die Legende von der Jungfrau Fewronia und der unsichtbar gewordenen Stadt Kitesch" von Nikolai Rimsky-Korsakow. Teatro Liceu Barcelona. Publiziert in "Vedomosti" am 28.4.2014 in russischer Sprache.

Сказание о невидимой России

Поэт апокалиптических катастроф, живописец смерти невинных, Дмитрий Черняков, вписал свою трактовку в историю «Китежа». В его версии великая опера Николая Римского-Корсакова потеряла свой первоначальный смысл и приобрела новый, более чем современный. Версия Чернякова бродит по Европе, и она не призрак. Названная лучшей постановкой 2013 года, записанная на видео, она с триумфом прошла в Амстердаме и добралась до Барселоны, в дальнейшем она ожидается в Милане и Париже.

У композитора всепрощение Февронии вознаграждалось жизнью райской, Черняков забирает ее, град Китеж не возникает ни в каком виде, ни до уничтожения, ни после преображения. Нет милых зверюшек, да и птицы райские превратились в бесприютных пенсионерок. Тени Беслана, многократные весьма брутальные сцены насилия, даже многосекундные автоматные очереди, все это не имеет никакого отношения к музыке. В особенности страдает от этого финал, где контрапунктическое нарастание лейтмотивов, успешно конкурирующее с вагнеровскими поздними опусами, теряет опору в сцене и провисает. С другой стороны, черняковская сценография и работа по свету (Глеб Фильштинский) поражают воображение, это уровень невероятного качества.

Хор Барселонской оперы великолепно справляется с партитурой, темпы дирижера Хосепа Понса традиционные, даже в Сече он оставляет мягкие тембры и кантабильность оркестра на переднем плане. Феврония (Светлана Игнатович) экономит силы в первом действии и раскрывает свои певческие и актерские способности в последующем по нарастающей. На редкость выровненный голос и внятное сострадание в мимике и телесности ставят ее в центр внимания, соперничать с ней может только Гришка (Дмитрий Головнин), не только бражник, но и предатель и убивец. Их совместная и в конечном счете бесплодная молитва принадлежит к наиболее захватывающим кульминациям постановки.

Обращают на себя внимание интенсивно ведущий свою роль баритон Димитрос Тилиакос (Феодор), одаренный дьяконским басом Геннадий Беззубенков (Гусляр). Менее выразительны Княжич (Максим Аксенов) и Князь (Эрик Хальфварсон). Мало убедительно сценическое решение Отрока (Мария  Горцевская), певица злоупотребляет к тому же жестикуляцией.

В целом возникает «Жертвоприношение» наоборот, дачное постчеховское чаепитие в пору тьмы. Россия, куда ты унеслась? Ведущий оперный режиссер не зрит тебя среди видимых и невидимых. Красота упоительная великой музыки, трогающая многажды до слез, держит первые три действия, спасает, в финале режиссер приносит  ее в жертву, бьет обухом. Жаль Февронию, жаль Китеж, плач кровавыми слезами – не лучшее завершение спектакля.

"Der Idiot" in Oldenburg 2015

Über die zweite (etwas gekürzte) Inszenierung der Oper "Idiot" von Mieczysław Weinberg nach Dostojewski, die am 24.1.2015 in Oldenburg ihre Premiere fand, schrieb ich wieder in russischer Sprache für die "Vedomosti". Der Artikel ist am 26.1.2015 erschienen. Der ursprüngliche Titel war für die Zeitungsseite zu lang: "Den Fürsten Myschkin fröstelt es in der Seifenoper".

Князю Мышкину зябко в мыльной опере

Десятилетиями его не замечали, теперь Вайнберг должен затмить Шостаковича. Маятник посмертной славы колеблется. Но еще не в России.

«Идиот» Мечислава Вайнберга пришелся по нраву немецким оперным театрам и публике. Вот уже вторая постановка, после премьеры 2013 года в Маннгейме, на сей раз в Ольденбурге. Теплый прием. Успех предопределен жанром литературной оперы, простотой драматургии и доступностью  музыкального языка. Все слышно, все понятно. Кто сказал, что Достоевский способен лишить душевного покоя? Нежная смесь Верди с Пиранделло как принцип оперного переложения романа в оперу сочетается с рациональным смешением стилей от Римского-Корсакова до Шостаковича. Особое вайнбергское – непрерывно красивая пряная аккордика вплоть до откровенного ре мажора в духе Пуччини, мелодизм в оркестре и в вокальных ансамблях, узнаваемые лейтмотивы персонажей и ситуаций – все это в совокупности льстит и ласкает. Теневая сторона этого метода также типична для литературной оперы как жанра: музыка удваивает сцену, комментарий не противоречит, не контрапунктирует, не спорит, не создает многослойности.

Бездонная глубина романа адаптируется до уровня выяснения отношений между более и менее симпатичными персонажами. От Достоевского до мыльной оперы за три часа? Вагнеру можно, почему нельзя Вайнбергу?

Постановка (Андреа Швальбах) выдержана в духе режиссерского театра – ни секунды без пантомимы, сценических событий и экивоков. Ну как тут вслушиваться в краткие емкие интерлюдии, если покой не предусмотрен? Персонажи прописаны отчетливо, они не развиваются ни в музыке, ни на сцене, но зато отличимы и узнаваемы. Менее внятна перегруженная сценография спектакля (Анне Нойзер), аксессуары и костюмы решены прагматично, но не блестяще. Певцы прекрасно справились с премьерным волнением и проявили себя более уверенно во второй половине постановки. Наиболее успешны Зураб Зурабишвили (Мышкин), Ирина Окнина (Настасья Филипповна). Оркестр под управлением Вито Кристофаро эффектно сопровождает драму чувств.

Опера кончается словами князя Мышкина «Мне зябко». Ни единого, хотя бы даже и стыдливого намека на душевную болезнь, не говоря уже о психиатрических тюрьмах. Для 1986 года, когда Вайнберг работал над оперой, можно ли считать это смелым переосмыслением Достоевского? Навряд ли. Идиот, который все и всех понимает, и на этом не сходит с ума? Шнитке («Жизнь с идиотом»), Каретников («Тиль Уленшпигель») шли дальше, были неудобнее.

Ольденбургский «Идиот» в идеальной акустике не лишит вас сна. Для любителей оперы в самый раз, не правда ли?

[EDIT 19.3.2018] Diesmal durfte ich eine vorzügliche Übersetzung von Gerd Wiesner bekommen und sogar hier aufstellen. Ein Dankeschön an Gerd Wiesner dafür und an Karola Tauke für die Vermittlung!

Den Fürsten Myschkin fröstelt es in der Seifenoper

Jahrzehnte lang hat man ihm keine Aufmerksamkeit geschenkt und jetzt soll Weinberg Schostakowitsch in den Schatten stellen. Das Pendel des Nachruhms schwingt hin und her. Aber noch nicht in Russland.

„Der Idiot“ von Mieczyslaw Weinberg gefiel den deutschen Operntheatern und dem Publikum. Schon gab es eine zweite Inszenierung nach der Premiere 2013 in Mannheim, aber diesmal in Oldenburg. Ein warmer Empfang. Der Erfolg war prädestiniert durch das Genre der literarischen Oper, durch die Einfachheit der Dramaturgie und die Zugänglichkeit der musikalischen Sprache. Alles hörbar, alles verständlich. Wer hat gesagt, dass Dostojewski fähig sei, einem die Seelenruhe zu nehmen?  Die angenehme Mischung von Verdi und Pirandello als Prinzip der Umgestaltung eines Romans zu einer Oper verbindet sich mit einer rationalen Mischung der Stile von Rimski-Korsakow bis Schostakowitsch. Die besondere Weinbergsche Art -  die durchgehend schönen und sinnlichen Akkorde bis zu einem offenen D-Dur wie bei Puccini, melodische Reichtümer im Orchester und in den Gesangsensembles, die erkennbaren Leitmotive der Gestalten und Situationen – das alles insgesamt schmeichelt und streichelt. Die Schattenseite dieser Methode ist ebenfalls typisch für die literarische Oper als Genre: die Musik verdoppelt die Scene, der Kommentar widerspricht nicht, konterkariert nicht, streitet nicht, schafft keine Vielschichtigkeit.

Die abgrundhafte Tiefe des Romans wird angepasst an das Niveau der Beziehungen zwischen mehr oder weniger sympathischen Gestalten. Von Dostojewski zur Seifenoper in drei Stunden? Wagner kann das, warum nicht auch Weinberg?

Die Inszenierung (Andrea Schwalbach) ist ausgerichtet im Sinne des Regietheaters – nicht eine Sekunde ohne Pantomime, szenische Ereignisse und Zweideutigkeiten. Wie aber kann man sich hier hineinhören in kurze, viel umfassende Interludien, wenn keine Ruhepause vorgesehen ist? Die Personen sind deutlich beschrieben, sie entwickeln sich weder in der Musik noch auf der Szene, aber dafür sind sie unterscheidbar und erkennbar. Weniger bemerkbar ist die überlastete Bühnengestaltung der Aufführung (Anne Noiser); die Requisiten und Kostüme sind pragmatisch gestaltet, aber nicht glänzend. Die Sänger kamen hervorragend mit der Premierenaufregung zurecht und präsentierten sich noch überzeugender während der zweiten Hälfte der Aufführung. Am erfolgreichsten sind Surab Surabischwili (Myschkin), Irina Oknina (Nastasja Filipowna). Das Orchester unter der Leitung von Vito Christofaro begleitet das Gefühlsdrama effektvoll.

Die Oper endet mit den Worten des Fürsten Myschkin „Mich fröstelt“. Nicht ein einziger, wenn auch nur verschämter Hinweis auf das seelische Leiden, von psychiatrischen Gefängnissen (Anstalten) gar nicht zu reden. Kann man das für das Jahr 1986, als Weinberg an der Oper arbeitete, als eine kühne Umdeutung Dostojewskis verstehen? Wohl kaum. Ein Idiot, der alle und alles versteht, und davon nicht den Verstand verliert? Schnittke („Das Leben mit dem Idioten“) und Karetnikow („Til Ulenspiegel“) gingen weiter, waren unbequemer. Der Oldenburger „Idiot“ in seiner idealen Akustik wird Sie nicht des Schlafes berauben. Für Sie als Liebhaber der Oper genau das Richtige, nicht wahr?

"Luisa Miller" in Duisburg 2013

Fast habe ich es vernachlässigt. Sorry. Den folgenden Artikel schrieb ich für die "Vedomosti" in russischer Sprache, erschienen am 16.8.2013. Es handelt sich um eine überragende Inszenierung einer eher weniger bekannten Oper von Giuseppe Verdi "Luisa Miller". Unvergesslich gut!

Устала от мужчин

Можно ли утверждать, что мы знаем лучшие произведения Верди, что справляем его юбилей достойно?

На менее и мало известные оперы Верди принято смотреть свысока. А зря. Восторг открытия великого произведения, к которым «Луизу Миллер» надо причислить, заставляет передумать и переоценить развитие его творчества. Верди удачно переработал мелодраму Шиллера, его герои стали правдоподобными, поскольку получили глубину и развитие. Новейшая постановка Немецкой оперы на Рейне (Дуйсбург/Дюссельдорф) вступила в диалог с композитором и расставила акценты заново. Пусть и не во всем следуя автору, но по существу успешно. Олеся Головнева находит множество оттенков в страданиях Луизы, пластикой голоса и тела рисует юное создание, живущее для любви и умирающее ее жертвой. Любопытно вслушиваться – колеблясь поначалу между светлой и темной окраской голоса, талантливая певица выбирает для финальной сцены полную глубокую звучность (спинто) в духе Ренаты Скотто, как если бы она учила эту часть у великой примадонны. Не просто красивая, но и драматически эффектная, эта сцена, плавно переходящая от арии к дуэту и терцету, входит в золотой фонд. Головнева в роли Луизы – это событие.

Режиссер Карлос Вагнер и сценограф Каспар Цвимпфер должны быть счастливы ее участием, на ней держится спектакль, ибо ее женственность подчеркивает враждебность всего мужского окружения. Ее отец (мощный баритон Бориса Стаценко нуждается в несколько более строгом контроле, чтобы избегать неуместных всхлипов и заботиться о более чистом итальянском произношении) нуждается в дочери, но не способен ей помочь. Ее возлюбленный Рудольфо (Джанкарло Монсальве проигрывает в ансамблях, да и в главной арии не блещет ни звуковедением, ни произношением) показан грубым, легко манипулируемым мужланом. Луиза Головневой одна против всех. Ее мир поначалу уютен и полон мечтаний, ее детская комната занимает почти всю сцену. Она прыгает босиком на большой кровати и не замечает, что Рудольфо забирается к ней, не снимая сапог. В ходе оперы размеры комнаты уменьшаются (четыре формата, один другого меньше) и под конец мир Луизы зримо раздавлен нашествием мужчин, не оставляющих ей выхода, вынуждающих ее к смерти в одиночестве. Тем удивительнее ее просветление в финале, тем опернее оно, сотканное из грез и самозабвения, трогающее до слез.

Дирижер Джордано Беллинкампи уверенно ведет оркестр и мягко поддерживает певцов.